Человек безумный. На грани сознания  - Виктор Тен

Я называю носителя личных комплексов «гомункулусом по Фрейду». Думаю, что носителю нашего разумного, дневного Я тоже следует дать имя, потому что называть его Я – это значит путать картину. «Я» имеет слишком обобщенный смысл, изрядно усложненный к тому же философией, например, Фихте. Я предлагаю именовать гомункулуса нашего дневного Я «декартовым», учитывая то рафинированное значение, какое имеет разум в системе Декарта.

В свою очередь, тождество противоположностей «декартова» и «фрейдова» гомункулусов составляет Самость во всей ее противоречивости, в предсказуемой разумности и непредсказуемых странностях поведения. И, в свою очередь, составляет зеркальное тождество противоположностей с «юнговым гомункулусом», носителем родовых архетипов. Когда в человеке неожиданно просыпается варвар, это еще неизвестно, чей след: детского переживания, связанного с жестокостью, или родового архетипа человеческой жестокости. Когда человек в пограничной ситуации, связанной с выбором между бытием и смертью, принимает неожиданное решение, которого, судя по его жизни, никто не ожидал; неразумное, но героическое; принимает мгновенно, совершая спонтанный Поступок, – плод ли это размышлений или внезапно явил себя «гомункулус по Юнгу»? Во второе верится скорее. Рассудок по определению негероичен. Он ориентирован на логику, и всегда так оказывается, что при «размышлении здравом» в героическом смертном поступке «нет никакой логики».

Все они – гомункулусы неокортекса. Когда говорят о «бессознательном по Фрейду», как правило, помещают его в «подкорке». Считается, что «корковый» индивид безупречен и совершенно разумен. Данный «корковый кларизм» небезупречен, потому что происходит разрыв личности. Личность суть человек разумный со всеми его комплексами; «декартов гомункулус», которого мы открыто презентуем окружающим плюс «фрейдов гомункулус», часть которого мы старательно прячем, отрицая (анти-Я), а часть даже и «не знаем», хотя это мы сами и есть (квази-Я). Последние вместе составляют не-Я, без которого Я невозможно.

Гомункулусы, запечатленные (прошу обратить внимание на ударение на 3-м слоге здесь и при озвучивании названия известной повести «Запечатленный ангел»: там тоже всегда «ударяют» неправильно, что меняет смысл на противоположный; Лесков описал образ ангела, запечатанного под изображениями бесов) под неокортексом – не ангелы отнюдь. И не люди, пусть извращенные, неуравновешенные, закомплексованные, но такие, на которых можно влиять (чем и занимаются психоаналитики).

Упрощенное схематическое представление о гомункулусах человеческой психики

Подкорка – это наш антропоморфический зверинец. Когда просыпаются эти звери, психоаналитики отдыхают; если и можно воздействовать, то только гипнозом или усыплять медикаментозно, как усыпляют диких дверей. Сонм гомункулусов палеокортекса в тождестве противоположностей составляет пару сборному гомункулусу неокортекса.

Все гомункулусы «существуют» и не существуют одновременно. Их существование только, всего лишь, исключительно потенциально до тех пор, пока не произойдет разрешения их противоречий в голографической реальности мозолистого тела и, возможно, других комиссур. Здесь в результате столкновений рождаются, точнее сказать, высекаются смыслы, некоторые из которых нам даже не дано уловить; другие «возвращаются» в виде дежавю; третьи представляют собой фантасмагории; четвертые обладают признаками предсказания, ибо в нас содержится такая память о прошлом, на основе которой можно проектировать будущее, только мы это тоже не осознаем.

В настоящее время вычислено, что наше дневное, ясное сознание – это всего около 1/6 работы мозга (о, Декарт!). Все остальное – это работа гомункулусов по Фрейду, по Юнгу и – если хотите – «по Тену», т. е. палеотипических, уводящих в животный мир гомункулусов. Сознание похоже на айсберг, где на свету только малая часть. Остальное – во тьме.

Как можно представить себе мозг в целом как работающую структуру? Мы уже знаем, что он представляет собой анатомически. Во-первых, дуально-иерархическую структуру, начиная от устройства нейрона, кончая уровнем полушарий. Во-вторых, многослойно-иерархическую вертикальную складчатую структуру. Но как упрощенно представить его как функционирующую структуру? В виде «машины Тьюринга» мозг не представим, хотя Деннет предлагает вернуться к этому образу. Тогда, быть может, это кольцевая структура? Вспомним теорию функциональной системы П. К. Анохина, которая в целом верна, если исключить «опережающее отражение».

Нас интересует главное: смыслопродуцирующая функция мозга. «Одной из наиболее мощных кольцевых структур являются билатеральные зоны коры больших полушарий, замкнутые в кольцо через мозолистое тело» (Радченко, 1998. С. 201). Когда домысливаешь подобную информацию, имея в виду «зеркальность», о которой говорилось выше, на ум приходит сравнение с калейдоскопом, который представляет собой зеркально-кольцевую структуру.

Основным принципом работы калейдоскопа является инвариантность, основанная на симметрии. Это очень важно и, главное, адекватно Макрокосму, все законы которого сводимы к глобальной симметрии. Симметрия проявляется не в геометрии (хотя и в ней тоже, что подтверждает фрактальная геометрия, парадоксальная наука, геометрия негеометрических фигур), а в инвариантности относительно любых переворачиваний. На этом стоит мир. В калейдоскопе хаос приобретает организованность, благодаря системе зеркал. Не имеет ли организованность идеального в мозге человека подобный материальный источник?

Предположим, что сущие в нас, составляющие наше сознание гомункулусы, «зеркалят» друг другу, друг в друга, друг за друга, составляя замысловатые фракталы. Если эти «зеркала» не кривые (т. е. если человек не является сумасшедшим), картина получается достаточно регулярной (в калейдоскопе вообще не бывает нерегулярных картин), соответствующей законам симметрии. Часто она получается оригинальной. Такой «внутренний образ» может быть эксплицирован в оригинальную научную идею или художественное произведение. Благодаря тому, что наш мозг прошел этап настройки (как в филогенезе, так и в онтогенезе), творчество мыслеобразов программно обеспечено, что делает возможным необходимую повторяемость, устойчивость, возможность репродукции и возврата.

Все процессы происходят в калейдоскопе когерентно. Разрушение старого образа представляет собой одновременно созидание нового. Сам образ складывается благодаря мгновенному отражению, повторению без передачи импульса. Зеркал не два, не три – множество, наше внутреннее зеркало глубокое, отсюда сложность мыслеобразов, их неоднозначность.

Разрушение, одновременно являющееся созиданием, – это решение системной проблемы всей психолингвистики. Дело в том, что, продуцируя многочисленные «схемы порождения речи мозгом», психолингвисты никак не могут решить основной вопрос: что происходит в процессе порождения речи – разложение некоего первичного целостного образа на составляющие или, наоборот, синтез, когда значения собираются по крупицам? Все эти схемы делятся на два вида именно по данному критерию, отрицая друг друга в самой основе. Ситуация напоминает консилиум докторов над Буратино. Пациент скорее жив, чем мертв. Пациент скорее мертв, чем жив.